Владимир Скороденко «Мир Земле»

Вступительная статья сборника поясняет принцип отбора произведений: проблема сохранения мира в ядерную эпоху. После 1945 года наша цивилизация сделала неожиданный рывок вперед в научном и этическом планах. Дело тут вовсе не в окончании Второй мировой, а в СПОСОБЕ, которым она была закончена. Пока Советский Союз доблестно отвоевывал у Японии каждую пядь манчжурской земли, американцы решили обрести лавры миротворцев одним-единственным ударом. Но беда была в том, что удар этот оказался атомным — два японских города были уничтожены всего двумя ядерными бомбами, иронично названными «Малыш» и «Толстяк». В течение всего нескольких минут погибло 90 % людей, находившихся на расстоянии не более 800 метров от эпицентра. От тех же, кто находился в самом эпицентре, остались только тени на стенах и асфальте. А тех, кто по тем или иным причинам сумел остаться в живых, поразила «невидимая смерть», вызванная мощным потоком радиации. По состоянию на 31 августа 2013 года количество умерших в обоих городах составило почти 450 тысяч человек: 286 818 в Хиросиме и 162 083 в Нагасаки. Результаты бомбардировки поразили не только японцев, которые сразу же согласились подписать акт о безоговорочной капитуляции, но и самих агрессоров — такого разрушительного эффекта они явно не ожидали. Самое печальное заключалось в том, что никто из двух «атомных» экипажей не сожалел о содеянном — все летчики были убеждены в том, что именно совершенное ими преступление помогло столь быстро закончить мировую войну. Открыв двери в истинный ад, они были уверены в своей праведности! Воистину прозорлив был поэт Есенин, написавший следующие строки: «Лицом к лицу лица не увидать: / Большое видится на расстояньи». Правоту его изречения мы хорошо наблюдаем сегодня, когда масштабы атомной бомбардировки кажутся нам особенно ужасными и бессмысленными. Ибо страшная смерть настигла не военных преступников, а обычных, ни в чем не повинных людей. Никакой необходимости в применении столь бесчеловечного оружия на тот момент не было. Американцам просто позарез хотелось провести его натурные испытания, чтобы оценить физические и психологические эффекты. Никакая мораль их тогда не интересовала. Зато ею заинтересовались американские писатели-фантасты и сумели создать в массовом сознании истинный образ оружия Судного Дня. И он оказался настолько чудовищен и непригляден, что правительство США быстро отказалось от своих планов по бомбардировке СССР в 50-х годах прошлого века (план Dropshot). Тем, что те два ядерных взрыва до сих пор оказались единственными в нашей истории, мы должны быть благодарны именно фантастам, а не военным или политикам. Поэтому каждый из живущих просто обязан ознакомиться с их творениями, чтобы осознать истинные масштабы величайшей из сделанных когда-либо людьми ошибок. Хотя бы для того, чтобы никогда не сделать ее повторно.

Как задумка, конечно, заслуживает внимания – это, по сути, не предисловие, а такой цемент, растёкшийся по всему сборнику, попытка скрепить все произведения одной низкой, сделать из сборника монолит. Я так это понял – понял все эти микропредисловии к каждому рассказу, собственно и составляющие данную статью. И эта мысль согревала меня первые несколько микропредисловий… Но дальше… оно показало совсем иную свою суть.

Всё-таки этот сборник наполнен разнообразными произведениями, многие из которых далеко выходят за рамки историй о войне и мире, много по-хорошему странных произведений и произведений которые можно трактовать по-разному. Но грести их под одну гребёнку этими микропредисловиями, да ещё так бесцеремонно, плоско, это унижать их, обрубать их, и уж как минимум навязывать читателю свою трактовку – всё это в определённом смысле варварство. А к середине сборника пошла совсем уж неприкрытая пропаганда, снижающая произведения с высоты глубоких общечеловеческих, общемировых вещей до низости о том, как капиталистическая Америка точит топор войны. И всё очень плоско и неприглядно – даже покоробило. Единственное, надеюсь, что автор сам в это искренне верил, видел только такую плоскую трактовку, иначе становится слегка тревожно за его совесть – все-таки уже 1988-й год, не сталинские времена, чтобы так перековывать высокие многогранные вещи в картонную однообразную агитацию.