Дэвид Фостер Уоллес «Бесконечная шутка»

Несколько коротких мыслей о «Бесконечной шутке».

Величайшим умением писателя Достоевский считал умение вычеркивать. «Кто умеет и кто в силах своё вычеркивать, тот далеко пойдёт», писал ФМ. В сущности – это речь о Вкусе. И в этом отношении «Шутка» – показательный пример острой недостаточности писательского Вкуса. Уоллесовский случай аналогичен пинчоновскому с «Радугой» – та же избыточность в словах, конструктах и смыслах на грани дурновкусия. Если бы Уоллес меньше увлекался всякого рода излишествами – роман больше выиграл, возможно, безоговорочно примыкал к первоклассной литературе (задатки есть), а так – очередной шумный и яростный текст обо всём разом из мира постмодерна.

***

В одном из интервью на вопрос о том, что он хотел донести до читателя своей «Шуткой», Уоллес ответил: «Я хотел написать грустную книгу». Вот это удалось американцу сполна. В глубине, под толстым слоем иронии и юмора, книга действительно грустная, по-настоящему, как только бывает при холодном вглядывании в отдельную человеческую жизнь и осознании, что она – всегда печальная история. «Шутка» – это галерея переломанных и разбитых портретов: мужчины и женщины, дети и взрослые, богатые–бедные, успешные и нет – вся палитра социума – потерпели от вандала по имени Жизнь.

***

«Шутка» – роман о столкновении с жизнью, сологубовской «бабищей дебелой и румяной, но безобразной», о растерянности и страхе перед её лицом и тотальном бегстве (осознанном и бессознательном). Уоллесовские герои – классические беглецы: наркотики, алкоголь, смерть, развлечения, математика, спорт, работа – бегут кто куда. Массовое «опьянение». «Шутка» – это диагностический текст: Уоллес находит своего современника (и себя) – человека конца 20 века – на острие истории, прогресса, опыта и знаний – жалким и разбитым от соприкосновения с живой жизнью беглецом.

***

Не единожды помянутый в романе Кьеркегор однажды писал: «Когда моряк плывет по океану, где всё вокруг непрестанно меняется, и где волны рождаются и умирают, он не смотрит вниз – на волны, он смотрит вверх – на звёзды». Противоположно этому, не поднимая глаз, плывут по жизни герои «Шутки», – эти «американовые человеки», – «беззвёздные» мореплаватели, всецело фокусирующиеся лишь на «волнах». Уоллес подмечает это и доводит своего главного персонажа, Хэла, по этой цепочке до логического и безысходного финала-открытия, которое короче передать сжатым тургеневским «Страшно то, что нет ничего страшного, что самая суть жизни мелка, неинтересна и нищенски плоска», нежели авторским многословием. Т.е. есть лишь от начала и до конца заведенный, неизменный порядок вещей. Клетка. Отсюда персонажные одиночество, немота и замкнутость.

***

Ещё Кьеркегор: «Один человек сравнивает себя с другим; одно поколение сравнивает себя с другим, – и так растет гора сравнений, с головой погребая под собой человека. Многие люди подобны несчастным рудокопам – всю жизнь работают глубоко под землей в копях сравнений». Это ли не описание «мира рейтинга» из теннисного пласта «Шутки», который так сильно занимает мысли маленьких «американовых человеков»? Не есть ли отчасти роман – переложение кьеркегоровского «мира сравнений» на американский лад (мир рейтинга)? Сущностное обличение американского мира, с его религией быть победителем в жизни, добиться успеха – забраться в рейтинге как можно выше? Иллюстрация того, как жизнь человека в «мире рейтинга», в погоне за престижными строчками, превращается в «пустую и глупую шутку»? И разве суициды, выгорание, наркотики, психозы, кружки анонимных алкоголиков и наркоманов – не оборотная, тёмная, сторона этого блестящего мира?

Трезвый взгляд на БШ ДФУ

«Бесконечная шутка» – это терапевтическая книга. На первом смысловом уровне она посвящена болезненным пристрастиям к потреблению различных вещей, в основном наркотиков, но также телевидения, секса, политической борьбы и прочих Развлечений. Есть еще тема психических заболеваний, показанная преимущественно в связи с центральной: больному человеку легко впасть в Зависимость, ну а здорового Зависимость быстро превращает в больного. Уоллес подходит к теме Болезни энциклопедически, создавая на каждый вид наркотиков и/или вызываемых ими проблем с головой несколько персонажей и подробно изображая все стадии – как человек попадает в Болезнь, как живет в ней и как пытается с ней справиться (если пытается). Ассоциации с энциклопедией возникают постоянно, поскольку автор рассказывает буквально обо всем, что только можно сказать об ОКР, клинической депрессии, курении крэка или героиновых ломках.

При этом главное в романе – нацеленность на терапевтический эффект чтения. Уоллес не просто проводит читателя экскурсией по наркоманскому/психиатрическому дну США, чего и до него было написано немало, а обращается к страдающим от той или иной Болезни, во-первых, с признанием, что их проблемы имеют значение, во-вторых, с успокоением, что они не одиноки и излечимы, в-третьих, со вполне конкретной инструкцией, что им делать. Автор страдал от целого букета расстройств и Зависимостей, постоянно лечился и решил свой жизненный опыт, дополненный наблюдениями за Анонимными Алкоголиками, направить на пользу людям. Идея лечить книгой, конечно, утопическая, самого Уоллеса озвученные в ней правила все-таки не спасли от самоубийства после отмены антидепрессантов, но намерения у «Бесконечной шутки» я вижу именно такими.

Возможно, поэтому многих книга отталкивает не сложностью (которая лишь в толщине), а самим содержанием. Относительно здоровым на голову и без особых Зависимостей людям роман должен казаться попросту скучным и затянутым, поскольку проблемы персонажей их не трогают, поведение героев выглядит странным, а изложение подробностей Болезней – излишним. Впечатлительных могут травмировать макабрические сцены из жизни наркоманов и алкоголиков, в особенности если впечатлительность сочетается с горьким опытом Болезней, своим или в ближайшем окружении. При этом во многих и многих людях с проблемами «Бесконечная шутка» найдет благодарную публику, так как они узнают в персонажах себя, зачастую в гротескном отражении, и речь не только об алкоголиках/наркоманах, но и о читателях с повышенной тревожностью, перфекционизмом, легкой биполярочкой или, скажем, заниженной самооценкой.

Знаю человека с синдромом Корсакова, который, в очередной раз лежа в больнице, с большим удовольствием прочитал «Бесконечную шутку» и веселился на каждой главе. Брюсли, дорогой, здоровья тебе! Казалось бы, огромная книга с кучей персонажей, мозаичным сюжетом, не связанными явно историями и регулярно длиннющими прогонами на отвлеченные темы совсем не подходит для чтения человеком, который в принципе не запоминает новую информацию. Но секрет «Бесконечной шутки» в том, что для ее чтения вовсе не требуется запоминание всей-всей-всей информации, что в ней содержится, достаточно понимания того, что рассказывается на странице, которую вы держите перед глазами (ну или хотя бы на каждой третьей странице), а уж по отдельности сцены в БШ понятны почти все. Воспринимая роман как громадный паззл, требующий сборки, вы читаете его неправильно. Читать его надо по-другому, а как конкретно – объясняется в самом тексте, причем несколько раз.

БШ как АА

«Бесконечная шутка» – это собрание Клуба Анонимных Алкоголиков. Персонажи появляются в романе для того, чтобы Делиться грустными историями Болезни и героическими историями борьбы с Болезнью, а читателю предлагается Идентифицироваться с ними. Идентификация – одна из важнейших задач участника АА, поскольку она поддерживает выступающего в его борьбе, помогает слушающим осознать, что они не одиноки в своих страданиях, и увидеть, что их личные беды решаемы. Идентификация – лучший метод снятия Отрицания, одной из опаснейших уловок Болезни, когда человек полагает, что у него нет проблем с головой/Развлечениями, что уж он-то держит все под контролем, что его образование / интеллект / здоровье / везение / мистическая аура защитят от превращения в полнейшего психа или опустившегося Зависимого. Никакие внутренние силы не могут ни удержать вас от падения в Болезнь, ни вытащить в одиночку из этой бездны, подчеркивает Уоллес, спасает только выход из собственной Клетки к другим таким же больным, но ищущим выздоровления людям.

Человек ступает на путь излечения только тогда, когда ему удается Осознать проблему, Смириться с тем, что один он не справится, и Прийти в Клуб Анонимных Алкоголиков. Автор абсолютно откровенен с читателем, он признает, что членство в АА – банальность, и предупреждает, что борьба с Болезнью бесконечна без всяких шуток, но такова жизнь. Мир переполнен соблазнами, некоторые настолько мощны, что противиться им невозможно – отсюда идея фильма «Бесконечная шутка VI», создающего мгновенную Зависимость у любого – и единственным способом выживания в таком мире является ежедневное, ежесекундное сопротивление Развлечениям самыми банальными, то есть надежными, проверенными тысячами ваших предшественников методами. О да, «Бесконечная шутка» – это чуть ли не религиозная книга об искушении, покаянии и пути праведника, только речь не о душе и метафизике, а о мозге и физиологии.

Религиозность лежит в основе стандартной Программы 12 шагов АА, поэтому в таких ассоциациях нет ничего удивительного. Уоллес, однако, старательно уходит от вопросов веры, подчеркивая, что 12 шагов рассчитаны на любого человека, и для этого в центре истории об Эннет-Хаусе ставит уголовника Дона Гейтли, который не способен даже представить себе, как может выглядеть та Высшая Силой, кому член АА должен препоручить свою судьбу. Среди прочих жильцов «дома на полпути» вера тоже в большом дефиците, независимо от того, откуда они – из обеспеченных образованных верхов или диких нищих низов американского общества, и тем не менее, 12 шагов помогают всем благодаря практикам АА. Так Уоллес подчеркивает, что теория не важна, важно неукоснительное исполнение правил Клуба. Не Отрицай, Служи, Доверься Высшей Силе, Идентифицируйся, Живи Один День За Раз и так далее – и Болезнь начнет уходить.

«Бесконечная шутка» настолько бесконечная именно потому, что она передает трудный опыт добросовестного членства в АА. Как бы ни было тяжело, после учебы/работы надо обязательно притащиться на собрание, в каком угодно убитом состоянии сидеть и слушать чужие истории, стараться Идентифицироваться с каждым выступающим, ничего не Отрицать, при наличии сил выступить самому, участвовать во всех активностях, обниматься на прощание и убирать мусор после. Почти каждый день и на протяжении неопределенно долгого времени, поскольку Болезнь проигрывает только одному – терпению. С книгой то же самое: как бы ни было тяжело, после учебы/работы вы открываете «Бесконечную шутку» и читаете очередную порцию историй разной степени безумия о психически нездоровых и зависимых людях, стараетесь Идентифицироваться с каждым и ничего не Отрицать. День за днем, пока не доберетесь до последней страницы.

Но точно так же, как собрания АА, роман не требует от вас ничего, кроме терпеливого присутствия в тексте. Не нужно запоминать персонажей. Не нужно держать в голове хитросплетения внешнего сюжета. Не нужно врубаться в редкие теоретические рассуждения. Просто Читайте Одну Страницу За Раз. Совершенно неважно, почему Хэл сошел с ума, а Джеймс покончил с собой, у кого была мастер-копия «Бесконечной шутки VI», чем закончилось противостояние спецслужб и террористов и как связаны Хэл и Гейтли. Они связаны членством в книге-группе АА «Бесконечная шутка» и время от времени рассказывают, как один попал в Зависимость от марихуаны и вынужденно завязал на месяц, а другой прошелся по почти всему репертуару опиатов и завязал навсегда. В диапазоне между Хэлом и Гейтли о своих Болезнях повествует еще около пятидесяти персонажей, и не важно, кто среди них второстепенный, третьестепенный или эпизодический – все истории равны по значимости, заслуживают Идентификации и благодарности.

Разумеется, мои слова не означают запрета или осуждения чтения «Бесконечной шутки» как книги-загадки. Там есть в чем порыться, Уоллес ловко рассовывает по случайным местам в тексте сюжетные закладки, и какое-то подобие опыта расшифровки тайных посланий, как в «Бледном огне» Владимира Набокова, из БШ можно извлечь. Я только говорю, что это факультативная активность для тех любителей книжных паззлов, кто совсем заскучал на очередном собрании Анонимных Алкоголиков.

Неироничная шутка

Как известно, Дэвид Фостер Уоллес в «Бесконечной шутке» объявил постмодернизм устаревшим и бесполезным, а вместо него предложил нечто модное-молодежное, что в дальнейшем станут называть то «новой искренностью», то вообще «метамодернизмом». Что интересно, вместе со стариками он предложил осудить и некоторую часть молодых писателей – тех, что слишком хорошо унаследовали идеи Отцов и развили их в ошибочную сторону.

Список претензий Уоллеса к постмодернизму подробно изложен в эссе «E Unibus Pluram: Телевидение и американская литература» 1993 года, а проистекает еще из студенческих исследований позднего Людвига Витгенштейна. В основе лежит неудовлетворенность писателя постмодернистской «ловушкой» для разума, что человек живет исключительно в тексте и за рамки текста в дотекстовую реальность выйти не может, поскольку нечем и некуда. С особенной силой его раздражает, что в американской культуре 80-90-х эта «ловушка» вышла за пределы академических концептуализаций и стала базисом для масскульта, и прежде всего для телевидения. ТВ находится в фокусе внимания и тревог Уоллеса из-за его суггестивной силы, автор обвиняет передачи, сериалы и рекламные паузы в том, что они в буквальном смысле воплощают постмодернистскую «ловушку», заменяя людям реальную жизнь – в том числе писателям, которые теперь повально сочиняют книги об увиденном по ящику, а не о потроганной траве.

Для себя Уоллес выбрал два основных фронта борьбы с гидрой постмодернизма в масскульте – против иронии и против цинизма. Ирония, поясняет писатель, является одним из ключевых средств заточения разума в клетке текста: восприятие и понимание иронического высказывания сосредотачиваются не на его содержании, а на форме. Понять ироническое высказывание значит понять, что оно ироническое и только, и именно в этом, в обращенности на себя, состоит его ценность, а есть ли смысл или смысла и не было изначально, совершенно неважно. Ирония – это инструмент саботажа коммуникации (слова лишаются своих значений), из-за чего у текста остается одна только эстетическая функция. «Посмотрите, как ловко я расставил знаки, как неуловимо мерцают смыслами их сочетания!» В умеренных дозах это хорошо и красиво, но, подчеркивает Уоллес, когда вся культура строится на иронии, мир начинает сползать к катастрофе.

На мой взгляд, фундаментом антииронизма автора является страх непонимания, заставлявший Уоллеса в интервью по несколько раз переспрашивать у журналистов, врубаются ли они в то, что он сказал, достаточно ли ясны его слова. В самом деле, повсеместность иронии делает невозможной эффективную коммуникацию, поскольку требует сначала определить, сказал ли собеседник очередную фразу серьезно или сыронизировал. И собеседнику тоже приходится предварительно тестировать ваши слова на иронию. В итоге у диалога из четырех сообщений с каждой стороны получается 2^8=256 трактовок, что очень неудобно для тех, кому правда надо что-то сообщить, а не просто убить немного времени вслух. Трагедией масскульта, по мнению Уоллеса, является то, что он в принципе перестал быть способным на серьезный разговор о проблемах американского общества и дегенерировал до генерации «ловушечных» постмодернистских Развлечений, спасибо иронии.

К цинизму у писателя сходная претензия – он несерьзен. По Уоллесу, цинизм – это только маска серьезного отношения к жизни, надетая на абсолютную пустоту, то есть он так же саботирует коммуникацию, как и ирония. Инфантильная имитация зрелых взглядов, а не по-настоящему зрелые взгляды. Просто констатировать проблемы недостаточно, а замена их анализа нагнетанием натурализма никакой прибавочной стоимости не имеет, поскольку это все та же констатация, но только с попыткой отвлечь внимание наблюдателя уродливыми красотами насилия от дыры на месте смысла. В этом плане цинизм ничем не отличается от наивности, кроме позерства. Собственно, для Уоллеса цинизм и есть напуганная реальностью наивность, которая не имеет ни малейшего понятия, что делать, и хочет лишь защититься от страшного мира якобы все понимающей ухмылкой.

Дэвид Фостер Уоллес провозглашает борьбу за возвращение в культуру смысла и делает «Бесконечную шутку» площадкой для обкатывания методов этого возвращения. Во-первых, он делает ставку на максимальный документализм, включая воспроизведение в книге реальных практик Клуба Анонимных Алкоголиков, вставки в текст справочных материалов о Веществах и инкорпорацию в истории персонажей собственного опыта Зависимости и психических проблем. С повышением доли непридуманной, минимальной обработанной информации в романе сужается пространство для трактовки «это только буквы на бумаге». Во-вторых, он выбирает в качестве смыслового фундамента житейские банальности, надежные и проверенные временем истины, обесценить которые невозможно. В-третьих, он не только живописует горе Зависимых, но и показывает путь к спасению от Болезни через программу 12 шагов АА, предлагая восстановить в правах принцип «критикуя, предлагай». А в-четвертых, и это наиболее интересно, он с оттягом расправляется с иронией и цинизмом брутальными финалами ироничных и циничных эпизодов.

Анонимные Постмодернисты

С цинизмом Уоллес разбирается по-простому, лишая циничных персонажей безнаказанности. Больше всего досталось проститутке-героинщику Бедному Тони и мошеннику-кокаинщику Рэнди Ленцу. Рэнди Ленц, по моим ощущениям, является вариацией Патрика Бейтмана, главного героя романа «Американский психопат» Брета Истона Эллиса. Уоллес воспринимал Эллиса как литературного антагониста именно из-за циничности прозы, и самый популярный эллисовский персонаж-садист, насиловавший, пытавший и расчленявший женщин, превращается в «Бесконечной шутке» в вертлявого хитрюгу, мучающего и убивающего домашних животных. У Эллиса Рэнди Ленц ушел бы в закат в галстуке из кошачьих кишок, а Уоллес скармливает его и Бедного Тони террористам-колясочникам, будто бы воплощающим жертв постмодернистской деконструкции субъекта, и те ставят на них эксперименты с «Бесконечной шуткой VI». Зло, указывает писатель, наказуемо – например, другим злом.

В критике иронии центральное место занимает эпизод «Эсхатона». «Эсхатон» как теннисная игра в мировую ядерную войну является пределом иронизирования над глобальными угрозами безопасности: моделирование сценариев обмена ядерными ударами низведено до детского Развлечения, где даже есть победители, определяемые сложным подсчетом очков за причинение смерти, разрушения и выведение из строя, а цели, попадание в которые приводят к миллионным жертвам, обозначаются носками, футболками, ведрами и прочей ерундой. «Эсхатон» – это ироническая насмешка над настоящими проблемами без какого-либо смысла, детишки просто развлекаются после занятий. И что же делает Уоллес? Он сокрушает иронию реальностью.

Сначала реальность вносит помехи в игру: на игровом поле начинает идти снег, и погруженные в «Эсхатон» теннисисты не могут определить, считать ли это снегопадом только на карте, или и на территории ядерно-апокалиптического мира тоже. Щелью в постмодернистской «ловушке» разума «все вокруг лишь текст» тут же пользуется один из отстающих игроков, запуская в совещание потенциальных победителей мячик-ракету и настаивая, что теперь лидеры всех мировых держав мертвы. Так реальность и игра перемешиваются до равновесного состояния: из того, что игроки собрались в центре карты, чтобы обсудить снег, не следует, что изображаемые ими главы государств слетелись на некий саммит, куда упала ядерная боеголовка, и в то же время в «Эсхатоне» они не ученики ЭТА, а именно политики, значит, все-таки слетелись и все-таки погибли. И всего одной маленькой капли личной неприязни между спортсменами хватает для того, чтобы ироническая атмосфера игры оказалась окончательно разрушенной, а веселый отыгрыш ядерной войны перерос в драку с тяжкими телесными повреждениями.

Данным сюжетно значимым эпизодом, запускающим двигатель всех дальнейших злоключений Хэла и его приятелей, Уоллес показывает, насколько хрупки иронические прутья клетки постмодернизма – они не выдерживают слабейшего соприкосновения с действительностью. Поэтому ирония так опасна: неспособность увидеть мир всерьез заводит человека в пропасть, но не смягчает падения и не помогает выбраться. Линия «Хэл и теннис» делится «Эсхатоном» пополам: до – существование в уютной постмодернистской иллюзии, и после – травмирующее столкновение с реальностью. Далеко не все теннисисты это выпадение из клетки переживают. В общем, выходя из текста, гасите иронию.

С другой стороны, в слоях иронии можно заблудиться настолько, что выход к реальности будет уже не найти. Этому посвящен еще один значимый эпизод романа – о сумасшествии отца агента Стипли, потерявшего разум в ловушке комедийного сериала MASH. Иронические высказывания лишены конкретного смысла, но суггестивность телевидения побуждает зрителя эти смыслы находить, и есть риск увлечься этим чрезмерно, до патологии. Отец Стипли сначала просто смотрит сериал, затем что-то его цепляет, и он начинает искать тайные послания в диалогах персонажей, пересматривает повторы сезонов, собирает все маргиналии и в конце концов полностью замыкается в MASH, утрачивая связь с действительностью. Тут Уоллес предлагает задуматься о том, насколько постмодернизм в неумеренных дозах вреден для здоровья, ведь от него тоже возникает Зависимость, и он тоже приводит к Болезни и проблемам с головой.

«Бесконечная шутка» – это еще и Клуб Анонимных Постмодернистов, ее имеет смысл воспринимать как призыв к отрезвлению экспериментальной литературы. Автор призывает писателей, Зависимых от иронии и цинизма, прочесть его терапевтическую книгу и хоть немного протрезвиться. Именно об этом – отрезвлении как конечной цели романа – повествует финал, где дилаудидщик Факельман, еще один циник, получает наркан перед казнью, а Дон Гейтли просыпается на пляже после лошадиной дозы опиатов. Или вы начнете бороться с постмодернистскими иллюзиями по своей воле, или жизнь вас догонит и заставит смотреть на мир, как он есть, пришив ваши веки к бровям, резюмирует Дэвид Фостер Уоллес свое 1000+страничное сочинение. Выбирать вам.

Скажу сразу, я абсолютно не искушенный читатель, не мозговой центр, не светоч науки, искусства, культуры. Такой среднестатистический «Кузьмич», который просто в один прекрасный момент решил (начитавшись рекомендаций) читать сложную литературу. При этом также в рекомендациях умных людей, я как то прочитал одну интересную мысль, показавшейся мне очень правильной — чтение трудной, сложной литературы нельзя бросать, даже если совсем не нравится. Потому что преодоление книги и себя в любом случае развивает твой мозг. Как человек активно занимающийся железками с ранней юности, вот уже до 36 лет, я очень хорошо понял и принял этот подход и одобряю его. Мышцы привыкают к нагрузке однотипных упражнений, весов и либо дальше не растут, либо (ну в совсем запущенных случаях) атрофируются.

Хоккеист — поиграй в футбол, баскетбол. Борец — попробуй теннис настольный и т.д. Суть я думаю понятна. Дай необычную нагрузку — это поможет навыкам и развитию.

Так вот ближе к теме. «Бесконечная шутка» — ИМХО — не шедевр, не гениальный и не роман-эпоха. Но дочитать до конца, если уж начал, его стоит. Проводя аналогию со спортом — это марафон, который испытает не твою силу в моменте, но выносливость, характер и крепость духа)

И да, большую часть текста читать не сложно, но его много.

Оценка 7

Вроде как негоже кидаться грязью в классику литературы метамодерна, но очень хочется. Надеюсь, метаирония приемлет подобные экзерсисы. По крайней мере, в импульсивности я себя упрекнуть не могу. Я упорно пытался разобраться, почему я должен принять эту книгу: почитал рецензии, поболтал с chatGPT о ее сильных сторонах, разобрался в бэкграунде автора. Во всем проскальзывает неуловимо идея о том, что вот автор «сделяль», а вы должны любить. Возникает чувство, что книга безмерно «перегрета» и разрекламирована (что, судя по метаинформации из интернета, действительно и было сделано еще до выхода книги).

Взять, например, форму. Произведение фрагментировано, главы перемешаны в пространстве, времени и персонажах. Приличная часть произведения вынесена в сноски. Круто -- утверждает общественность. Но позвольте… Есть ли в этом новизна? Нет. Прослеживается ли в этом какой-то умысел? Нет. Собирается ли в конце книги к нашему удовлетворению целостная картина? Нет. Вызывает ли хоть какой-то интерес такая подача? Тоже сомнительно. Зачем вы это сделали, господин Уоллес? Просто так?

Со смысловой частью тоже беда. В конце произведения действительно складывается определенная картина местного мира и жизни семьи Инканденц. Но впечатления сродни долгому рассматриванию узоров, в результате которого из узоров выступает кукиш. Фактически книга выхватывает какой-то кусок времени-пространства из континуума, но его описание оказывается нисколечко не дескриптивным, перегруженным ненужными подробностями и реверансами. То ли Уоллес не справился с поставленной себе задачей собрать из фрагментов целое, то ли такой задачи вообще не стояло, а произведение является порождением графоманства.

Понятно, что это личное произведение. Понятно, что болезнь и зависимости были частью его жизни, как и теннис. Понятно, что книга отчасти о том, как люди с зависимостями живут и справляются. Но это как спросить у человека «который час?» и получить трехчасовую лекцию об алкоголизме, в конце которой тебе скажут: «что-то между плюс и минус бесконечностью». Возможно я слишком туп, но никакой морали в произведении не прослеживается. Кто-то может сказать, что тут, дескать, все очень тонко, но позвольте, при желании можно и в колобке разглядеть аллюзии на «Илиаду».

Персонажи произведения лично у меня ни малейшего отклика в душе не нашли. Все как один ненормальные, поломанные и нездоровые. Текст читается максимально отстраненно, будто заходишь в паноптикум. Об эмпатии можно забыть, отложить на дальнюю пыльную полку и не доставать до финальных титров.

Уоллес превосходно умеет находить маленькие нюансы жизни и метко их описывать. Некоторые идеи в крайней степени ироничны и отражают наше современное общество или слабости отдельных людей, время от времени книга заставляет улыбаться. Увы, набора удачных идей недостаточно для удачного произведения. «Шутка» невероятно раздута в объеме, да и язык лично у меня особых впечатлений не оставил. Читать книгу на английском было тяжеловато. Пришлось перейти на русский где-то на трети, чтобы не бросить. И надо сказать, что Поляринов с Карповым с переводом справились здорово. В некоторых местах игра слов и идеи были потеряны или опущены, но зато появились в других, сохраняя облик романа. В каком-то смысле на русском «Шутка» даже ярче и выпуклее, чем на английском.

Отдельно хотелось бы отметить такой аспект, как избыточные жестокость и физиологичность, которые будто характерны для американской литературы, но лично мне неприятны. В этой книге они уместны, просто «не зашли».

Обобщая вышесказанное, хочется сказать, что книга могла выйти и неплохой, но мое время господин Уоллес не уважает. В ответ поставлю ему 2 балла. Сей опус могу посоветовать читать только людям, обладающим бесконечными запасами времени на вычленение из книги интересных идей и острых замечаний. Для остальных есть тысячи томов посодержательнее.

Я читал этот РОМАН с января месяца. Долго и... Ну, не всегда мучительно, конечно, но ругался часто. Впрочем, часто и читал с интересом, смакуя предложения. Залпом читать ее трудно — не зря советуют читать по чуть-чуть, перемежая с иными произведениями. Уоллес пишет очень густо и тяжеловато, от его манеры подачи устаешь, НАГРУЖАЕШЬСЯ.

Попробую распихать сумбур своих заметок-рассуждений.

Ритм предложений очень неоднороден: иногда читалось гладенько (зачастую когда случались диалоги), иногда — чересчур тяжко и нудно, особенно когда шли 10 страниц подряд без абзаца и предложения на полстраницы с суперсложно-сочиненно-подчиненной структурой. И из-за этого я прямо-таки скрежетал зубами. Например, как-то раз половину отведенного на чтение времени заняла сноска на 12 страниц. Конечно же без абзацев и мелким шрифтом. Но при этом часто попадались прямо-таки филигранные предложения (примеры будут чуть ниже). И когда автор не уходит в откровенное, ничем не прикрытое и нарочитое занудство, язык, которым написано, доставляет прямо много кайфа. Это действительно ВКУСНО. Особенно с удовольствием смаковал главы от лица французов, которые разговаривали на английском, ломаном, нелепом, забавном, с особым построением предложений. Да, каждый герой в этом романе говорит своим языком, сленгом, активным лексиконом, привычками, повадками. Уоллес обратил внимание на все, и потому у нас нет алкоголика, который бросается академическими словами, оттого и нет диссонанса из-за конфликта «персонаж-его_речь». В этом ничего сверхъестественного (не знаю, чего многие восхищаются этим), практика не нова, но тут все развернуто прям по максимуму (с таким-то обилием героев). Герои, между прочим, по описанию внутреннего мира, своих конфликтов и заморочек легко потягаются с Кингом — автор преподносит их объемно, богато, не скупясь на детали (черт возьми, он нигде на них не скупится), ибо герои здесь преимущественно ОСОБЫЕ и со своими фобиями-зависимостями.

В плане написания автор довольно смелый и амбициозный, он на своей волне, и его хрен с кем сравнишь. Мне вообще кажется, что его интереснее будет читать не читателям, а писателям, поскольку Уоллес буквально РАСШИРЯЕТ границы дозволенного, отодвигает рамки писательства и показывает очень и очень интересные и находчивые приемы, которые можно перенять и как-то, например, адаптировать под себя. Уоллес пишет практически всегда в режиме макросъемки. Невероятная детализация как людей, так и окружающего пространства в принципе — от узора вентиляторной решетки до диаметра пор на носу собеседника. Да, иногда это ну прям реально чересчур водянисто и многословно, но язык подкупает. Имеются необычные сравнения, ассоциации, небанальность линейности в технике написания. Почти все предложения ОРИГИНАЛЬНЫ и фиг где еще встретишь.

Конечно, с первого раза все, что автор хотел донести, не поймешь. Думаю, не только потому, что кропотливо выписана именно американская культура со своими заморочками. Наверняка во всех этих брендах, каких-то местах и действующих лицах, в их именах-фамилиях таится тот или иной фельетон, недоступный нашему менталитету в силу неведения. Не знаю. Из того, что я разобрал и понял, что особенно зацепило, так это печальная и трагичная линия Гейтли. Скажем так, оканчивается она очень грустно. И как бы да, Уоллес настраивает на волну того, что ВОТ, сейчас-то все будет так-то и так, но получается все совсем не так. Последние страниц двести как раз и отведены под создание эффекта нарастающей кульминации, когда ты ждешь определенное развитие событий, вектор которых уже задан, но, кхм, не дожидаешься. Если честно, это один из немногих персонажей, который по-настоящему зацепил меня. Та же флешбэк-история Джоэль весьма грустная и вызывает сочувствие. Хэл вышел отстраненным юношей в стиле «сам себе на уме». Но я вот читал и думал так О КАЖДОМ — что он либо гений, либо псих. НОРМАЛЬНЫХ и ОБЫЧНЫХ персонажей там НЕТ.

Запомнилось много крутых штук:

— Эсхатон (не знаю, чего он никому не нравится; крутая пошаговая боевая стратегия);

— разговоры Хэла с Марио и Орином;

— описание игры в теннис;

— драка в Эннет-Хаусе (самая крутейшая и натуралистичная сцена во всем романе);

— отдельные кусочки флешбэков;

— случай с прилипшим лбом;

— речь Реми Марата;

— заметки Пемулиса о каждом члене ЭТА;

— приступы эпилепсии мистера Йи во время разговора;

— предложение «Я был мясом в бутерброде комнаты» (когда Хэлу под конец книги стало совсем хреново взаимодействовать с миром и ощущать себя в нем);

— описание одного наркотико-алкогольного периода Гейтли как «Нападение тротуаров-убийц» (честное слово, я ржал как конь, увидав, как можно ЭТО выставить);

— предложение о той же эре «Нападения...»: «Привет в лобешник от ближайшего тротуара: то есть прогуливаешься себе по тротуару, никого не трогаешь, и тут тротуар как бросится на тебя и: ХРЕНАК. И это, бл**ь, тенденция. Так банда стала презирать пешие прогулки...» (я хохотал очень).

Да много таких предложений, все и устанешь перечислять.

Резюмируя, скажу, что это действительно монументальная штуковина, из разряда энциклопедии жизни обо всем: о спорте, о политике, о зависимостях, о наркотиках, о людях, о семейных отношениях, о кино. У автора безумный словарный запас. Из романа можно почерпнуть бесконечное кол-во фактов и интересных штук, из-за обилия героев, думаю, каждый из читателей узнает себя в каком-то из них. Я, например, очень понимал Гейтли, когда он лежал в больнице и его крыло от наркотических обезболивающих средств. Ощущения очень похожи (довелось точно так же полежать в больнице после общего наркоза), понимаешь, о чем пишет автор. Но, конечно, это и вправду роман о зависимостях, о том, как можно попытаться с ними бороться, а обилие историй о том, как кто пришел к ТАКОЙ жизни, может служить неким предостережением, превентивной мерой, мол, остановись, чувак, вот у него было так же и что с ним стало? Ну и всё в таком духе. Открытая концовка, которая, тем не менее, оптимизма не прибавляет. Обилие персонажей, порожденных бредом и вытащенных из прошлого, создали сумбурный маскарад в духе сцены из «Степного волка» Гессе, что немного подсмазало концовку, но там ситуация вынуждала писать что-то такое в силу обстоятельств.

Не знаю, буду ли перечитывать, ибо не знаю, понравилась мне эта книга или нет. Одно знаю точно — автор учит нестандартности и небанальным подходам ко многим вещам (да даже к писательству).

Как-то так.

Бесконечное издевательство, бесконечная чухотень, бесконечный приход, бесконечный наркотрип, бесконечная пытка, бесконечная ахинея, бесконечная графомания… Любое название из перечисленных на ваш выбор будет идеально отображать то, чем является этот монументальный образец бессмысленного словоблудия. Это даже книгой назвать язык не повернётся. Да, томиком на 1200 с гаком страниц можно забить до смерти, но гораздо эстетичнее и беспощаднее будет монотонно зачитывать вашему злейшему недругу абсолютно любую страницу этого талмудища. Такого испытания ни одна здоровая психика не переживёт. Потому что бессмысленнее тексты и наборы предложений еще поискать! Копирайтеры и спамеры плачут от безысходности.

Вот реально, «Бесконечная шутка» – не просто графомания, а воистину упоротая графомания, возведённая в тотальнейший абсолют полной бессмысленности. На попытках осмыслить хотя бы десяток страниц прочитанного мозг закипает и отключается, мигая индикатором «я не могу переварить эту бурду». Сборник страниц уже после парочки вводных глав можно читать с абсолютно любого места, перескакивая через десятки абзацев, ваше восприятие и понимание текста не изменится ни на йоту. Ибо здесь нет не то что внятного сюжета (аннотация описывает лишь парочку тропов на тысячу страниц, часть про фильм и пациентов клиники правдива только при очень большой поблажке), нет ни малейшей связи даже между большинством километровых предложений. Автор, такое чувство, просто от балды долбил по клавишам, а после в наркоманском бреду отправлял полученное сотне разноразвитых индивидуумов, каждый из которых писал свой кусок абзаца по первым буквам присланного отрывка. Затем это всё склеивалось в бессвязный набор строк без малейшей корректуры, перемешивалось, автор употреблял очередную дозу запрещённых веществ и всё повторялось снова. Ни у одной главы, линии или сюжетной (ха-ха!) вехи нет ни начала, ни конца. Персонажи – сплошь либо укуренные наркоманы, разглядывающие свою мочу и находящие в ней образы богов, либо какая-то наблатыкавшаяся шушера, без грязного мата не способная ни думать, ни говорить. Километровые описания всякоразных технических примочек или игры в теннис сделали бы честь любой скучнющей монографии по физике и принципам действия радиочастотных механизмов, а невероятно увлекательные быдлодиалоги просто уничтожают в ноль любое чувство прекрасного. Многочисленные отсылки к реальным событиям, фильмам и сериалам тоже не спасают положение, но они – единственные понятные куски текста в огромной куче авторского бреда.

Но отсутствие сюжета, внятных связей, чувства меры, упоротые вусмерть персонажи, отвратительные диалоги, море скучнющей ниочёмной инфы – это ещё полбеды. В какой-то момент (уже на второй сотне страниц! Впереди ещё тысяча, ТЫСЯЧА!!!) чтение превращается в жёсткий вызов самому себе, в жуткий мазохизм без единой отдушины. Причём, даже не из-за смысловых затупов, а благодаря самой механике чтения. Ибо вся эта беспонтовая графомания ещё и невероятно пакостно устроена: текст пестрит авторскими сносками как Москва гастарбайтерами. Взгляд постоянно спотыкается об очередные циферки, повествование, и без того жутко бессвязное, просто рассыпается на крошево из фраз.

Шутка ли, общий объём авторских комментариев из этих сносок составляет больше сотни страниц печатного текста! Блин, я повести подобного размаха неоднократно читал. Это всё, конечно, весьма постмодернистски заигрывает с читателем, представляя отрывки из местных сюжетов в виде материалов в сносках, но работает не просто ужасно, а окончательно отвращает от текста. Прыжки по куче закладок отсекают любое и без того зыбкое погружение под корень, а когда таких прыжков на одну страницу по пять-шесть, хочется тупо выматериться (можно просто почитать вслух некоторые места из книги, кстати, эффект будет тем же). Ну есть же отличный и знающий чувство меры и вкуса пример использования подобного приёма: «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» Сюзанны Кларк! А бесконечная белиберда Уоллеса бесконечно утомляет и бесконечно раздражает.

Чтиво годится лишь как заменитель наркотрипов и индикатор самопроверки на склонность к мазохизму. Эффект божественный. Больше сотни страниц в день применять строжайше запрещено.

За такие шутки, мистер Уоллес, ваш стоматолог должен озолотиться.

Эту книгу хвалят многие читатели, чья работа непосредственно связана с литературным полем деятельности. На обложке хвалебные рекомендации от авторитетных американских журналов. В аннотации говорится, что «это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа», что не может не подогревать интерес к прочтению сего фолианта в расчете извлечь для себя что-то полезное, или хотя-бы приятное. Зато хвалебные отзывы умалчивают о том, что автор, как он сам признался, преднамеренно стремился сделать свою книгу враждебной читателю. В чем же заключается эта искусственная враждебность: Перетасовать главы законченной книги, чтобы заставить читателя самостоятельно разбираться в хронологии; использовать наименования компаний для датировки в т.н. новой эре спонсирования; усложнить повествование, нашпиговав его такими сложносочиненными конструкциями, чтобы читающий успел забыть как начиналось предложение, когда доберется до его окончания на следующей странице; длиннющие описания в духе супер-реализма обо всем происходящем в головах и вокруг многочисленных действующих лиц: подростков из теннисной академии; постояльцев реабилитационного центра анонимных алкоголиков и наркоманов; общества канадских сепаратистов. Большую часть текста не оставляет ощущение, что меня обманули, и все это уже встречалось где-то среди бесконечного числа мейнстримовских вещей новой волны, пост-модерна и контр-культуры.

Изюминкой романа, выделяющей его из такого разнообразия нарочито усложненных вещей с претензией на большую литературу, которым сейчас завалены прилавки книжных во всех читающих странах, должна была стать центральная тема книги — поиски мастер-копии кино-картриджа «Бесконечная шутка». Cоздание этой короткометражки, как апофеоза всего развлекательного продакшна XXI века, представляется своеобразным итогом жизни и творческих исканий главного и самого загадочного фигуранта романа. Это Джеймс Орин Инкандеца — новатор в жанре авторского экспериментального кинематографа, успевший за свою жизнь выпустить несколько десятков мозговыносящих короткометражек и не только. Причем сам Дж.О. не присутствует в книге как действующее лицо, его история складывается из воспоминаний и диалогов с участием членов его семейства.

Спасибо Уоллесу, что у него хаотичная форма повествования не доходит до полной деконструкции, как у Пинчона, но тем не менее, ощущение литературного перформанса не покидает читателя первые 3/4 романа. И да, кстати, роман начинается с конца по внутренней хронологии. Последние три сотни страниц пазл начинает складываться, и появляется впечатление целостности происходящего, которое должно привести к определенной логической развязке. Но, увы такой развязки не последует, и вряд ли это можно расценить как спойлер. Хотя сюжетные линии некоторых героев логически вполне закончены (Орин И. — старший сын Самого и Джоэль ван Д., сыгравшая главную роль в «Бесконечной шутке» Самого, и бывшая его творческой музой до последних дней режиссера).

Несомненно Д.Ф. Уоллес превосходный эссеист и публицист, хорошо разбирается в человеческой психологии, философии и истории литературы. Оценивать эту книгу по количеству полученного в процессе чтения удовольствия не берусь, ибо оценка будет ниже средней. Как своеобразный памятник американской литературы 90-х — вполне достойное произведение: есть отличные «зарисовки», написанные очень талантливо, но и посредственного наполнения в книге тоже хватает. Это «посредственное наполнение» может быть с восторгом воспринято некоторой узкой аудиторией, интересующейся профессиональным теннисом, например, но для широкого круга читателей эти темы выглядят довольно скучно.

Разочаровало, что тема «Бесконечной шутки» затерялась где-то в бесконечном объеме романа, и не выглядит завершенной, хотя именно в этом и заключался замысел автора. Без этого книга не тянет на «шедевр» в моем понимании.

О сюжете этой книги сложно сказать что-то внятное. Вынесенный в описание на задней стороне обложки сюжет о поисках мастер-копии фильма «Бесконечная шутка» – это малая часть того, о чём говорится в романе. Впрочем, это чуть ли ни единственная линейная история на тысяче с лишним страниц, написанных Дэвидом Фостером Уоллесом. В остальном же три сюжетных пласта – один про учеников теннисной школы ЭТА, один про бывших алкоголиков и наркоманов из реабилитационной клиники Эннет-Хаус, и один про канадских террористов – связаны друг с другом смутно и пунктирно, так же, как смутно и пунктирно связаны эпизоды внутри каждого сюжетного пласта. По мере чтения десятки (а то и сотни) персонажей возникают, чтобы рассказать свою историю, а затем раствориться в массовке и появляться на третьих ролях то тут то там. Те герои, которых можно с определённой натяжкой назвать «главными», наравне с второстепенными, могут на долгое время исчезнуть из повествования и выветриться из памяти – читателю придётся листать немилосердно гигантский кирпич книги назад, чтобы освежить свои воспоминания и убедиться, а тот ли это персонаж или нет?!

Нисколько не облегчает ситуацию авторский стиль. Максимально подробное описание каждой мелочи, каждого чиха, каждой поры на лице персонажа? Сленговые фразочки и слова новояза, смысл которых понимаешь из контекста, да и то не сразу? Абзац, тянущийся на пять-шесть страниц? Сложносочинённое/сложноподчинённое предложение на полторы? Авторская сноска, ведущая к развёрнутому комментарию в конце книги ещё на десяток? Для Уоллеса это нормально. Собственно, упомянутые сноски занимают в книге добрых две сотни страниц, и содержат самую разную информацию, не вместившуюся в основной текст – от подробной фильмографии выдуманного автором артхаусного режиссёра той самой «Бесконечной штуки», а по совместительству отца двух «главных» героев книги, до фармакологических описаний лекарственных и наркотических веществ.

Впрочем, за сноски о веществах – отдельное спасибо. Поскольку две трети персонажей книги сидят на самых разнообразных легальных и нелегальных наркотиках, мне, как человеку знакомому с данной тематикой лишь смутно и отдалённо, подобные разъяснения помогли понять, что к чему. Единственное – с учётом отдалённо-фантастического стиля книги (дело происходит в условном будущем, о чём в процессе чтения легко забыть) сложно определить, какие препараты существуют на самом деле, а какие выдуманы автором. В любом случае, если прочитать биографию Уоллеса, становится понятно, что даже если некоторые из наркотиков он и выдумал, то со знанием дела.

Да, автобиографичность – это, пожалуй, одна из главных характеристик романа. Уоллес пишет о том, что знает не понаслышке – зависимость, общества анонимных наркоманов и алкоголиков, депрессия, теннис... Через всё это автор прошёл, и выплеснул на страницы книги – порой бессвязно, порой ярко. Оттого «Бесконечная штука» в итоге и похожа на обычную человеческую жизнь. Ведь в наших жизнях, как и в этой книге, есть яркие события и эпизоды, а есть мучительно длинные, которые хочется скорее промотать к чему-то более примечательному, есть множество людей, с которыми мы встречаемся, и которые то находятся рядом с нами, то уходят куда-то в небытие, есть смешные моменты, есть нелепые и гротескные, омерзительные, грустные и страшные, есть счастье, есть депрессия, есть... да много что есть! И заслуга Уоллеса, как автора, состоит в том, что он своим детальнопишущим пером зафиксировал всё перечисленное, и перенёс на бумагу.

Советовать «Бесконечную шутку» кому-то я затрудняюсь – это текст-вызов, текст-отсутствие-удовольствия, с которым придётся бороться, чтение на несколько месяцев, и невозможно предсказать, насколько вознаграждение, полученное читателем в результате, будет равняться потраченным усилиям. Попробовать приобщиться к «Бесконечной шутке», конечно, можно. Но я предупредил.

«Человек, начинающий читать роман в тысячу страниц, знает толк в одиночестве»

Я буквально жил с этой тысячестраничной книгой целый месяц. Это сложный, зловещий, полный черного юмора и галлюцинаций роман, погружающий читателя в свою уникальную реальность. Что бы вы ни читали из современной американской литературы, этот ОГРОМНЫЙ роман превзойдёт для вас ВСЁ, заставит смеяться и ужасаться. Даже просто рассказывая кому-то об этой книге, сложно описать насколько она многослойна. На полное понимание всех сюжетных перипетий и событий уйдёт не одно прочтение. Судите сами — здесь и антиутопия, и политическая сатира на США, спортивная драма, социальная драма о наркотиках и алкоголе, перед которой блекнет «Реквием по мечте» и все подобные романы, постмодернизм и поток сознания в духе Пинчона, исследование вымышленной фильмографии режиссера артхауса (соответственно, практически высмеивание современного искусства), размышления о феномене рекламы и массмедиа, проблеме насилия в семьях, депрессии, математике и многое, многое другое. Добавьте к этому непростую структуру романа, в которой читатель с самого начала оказывается беспомощен понять кто все эти герои и что их связывает — Уоллес будто сразу отсеивает всех, кто не готов к такому испытанию и не обладает железным терпением и внимательностью, чтобы постепенно разбирать по частям этот безумный треугольник, по которому и был построен роман. Не зря его сравнивают с «Улиссом» и «Радугой тяготения«!

И, конечно, отдельное спасибо переводчикам и редакторам — они совершили настоящий подвиг.

«Истина сделает вас свободными, но только когда с вами разберётся»

Рыцарь бесконечного образа

Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого пошутить немного дольше и больше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл.

Профессорский сын, многообещающий теннисист, белая кость, голубая кровь и creme-de-la-creme нации. Философ, молодой симпатичный университетский профессор, эрудит, энциклопедист, человек с потрясающей памятью, мистер Обаяние, признанный интеллектуал. Писатель, в тридцать шесть лет обретший статус культового и положивший начало целому направлению «новой искренности» в англоязычной литературе.

Алкоголик, наркоман, суицидник и пациент психиатрических клиник, подвергался агрессивным методам лечения и заработал серьезные проблемы с краткосрочной памятью. Мизогин, известный грубостью в отношении женщин и многими беспорядочными связями, в том числе со своими студентками. Повесился в гараже, не дожив до сорока семи. Один человек. Биполярное расстройство.

Кто-то сейчас скажет: Ну и на-фига мне эта «Бесконечная шутка», начну читать, еще сам таким стану». Это не передается ни воздушно-капельным путем, ни, тем более, через маленьких черных букашек на белом листе. Вернее, как раз передается, но не психическое расстройство, а возможность пережить-прочувствовать то же, что другой человек, которому невыносимо больно жить. Еще лучше, зачем мне чужая боль? А вот аккурат за тем, миленький, чтобы ценить собственную жизнь, которая не перманентное страдание. Разумный эгоизм: найди, кому хуже, чтобы осознать, как тебе повезло.

Да нет никакого биполярного расстройства, и предрасположенности к различным формам химической зависимости нет. С жиру ваши мажоры бесятся, сочиняют себе проблем с зависимостью. Ну, дай вам бог на своем опыте не испытать, каково оно. Хотя да, немалая доля истины в том есть. Каковы бы ни были причины для первого глотка, затяжки, дорожки — решение начать ты принимаешь сам. Продолжается все уже без твоего участия. А приняв решение прекратить, с ужасом понимаешь, что не получается.

«Бесконечная шутка» самое масштабное, скрупулезно точное, болезненно подробное исследование аддикций, с каким я встречалась в литературе (а встречалась со многими). И вывод, к какому приходим вместе с автором по этой условно вычленяемой части романа: лучше не начинай, но если случилось связаться — осознай себя зависимым на всю оставшуюся жизнь и не прикасайся больше ни-ког-да. Другие могут употреблять понемногу и от случая к случаю, твое единственное спасение в воздержании.

Я сказала «условно вычленяемая», на самом деле, взяв труд прочесть этот фолиант (немалый, и труд, и фолиант), довольно четко выделяешь скрепленные, на первый взгляд хаотично, но по зрелом размышлении единственно возможным способом, основные линии. Фамильный роман, где бесконечные метания мужчин семьи с говорящим именем Инканденца (раскаленный) прихотливо уравновешивается внешней бесстрастностью единственной женщины, нашедшей призвание в благотворительной помощи наркозависимым.

Талантливый ученый, а после кинематографист, сделавший венцом карьеры полумифическую «Бесконечную шутку» видеоролик (картридж в терминологии романа) со смертельным воздействием на зрителя, отец. Алкоголик, заместивший виски химическую зависимость, не умевший общаться со своими нормальными детьми без посредничества маман, и нашедший страшный конец посредством кухонного прибора — брр. Старший сын Орин: лжец-виртуоз, умница, циник, бабник, чьи эксперименты с веществами закончились аккурат после пубертата. Спортсмен, безболезненно переключившийся с большого тенниса на футбол; сын, без особых внутренних терзаний уступивший любимую девушку отцу и предавший любимца матери чудовищной смерти (не по злобе, а так, от пофигизма). И все ему как с гуся вода.

Марио инвалид, умственно и физически неполноценный. Однако воспитан мудрой матерью в любящем лоне семьи со всей возможной заботой. Чтобы ни в коем случае не почувствовал себя ущербным. Хэл, младший сын, весомая заявка на звезду профессионального тенниса уже в своей возрастной группе, вундеркинд с энциклопедическими научными интересами, наркозависим от генно-модифицированной марихуаны (никого не напоминает?). В семье Инканденца, как в мозаичной фасетке паучьего глаза отражаются прочие семьи романа: совершенные,несовершенные, чудовищные — все несчастливые. И нет, семья не может быть в современном мире ни гарантом, ни панацеей. Таков, по крайней мере, мой вывод из этой части повествования.

Третья основная тема — производственный роман, не-а, никакое не мертворожденное дитя соцреализма. Говорила и буду говорить: книга, не рассказывающая о людях, которые делают дело — пустышка. Так вот, эти самые мальчики мажоры, о которых вы так пренебрежительно отозвались в начале, поглядите-ка, как они пашут. Шахтер в забое, пожалуй что, полегче трудится. И травматизм у него большей частью ниже, Хотя, что касается жизненных перспектив, тут конечно. И что за перспективы?

Один из выпуска может стать звездой, остальным светит тренерство при лучшем раскладе. А жилы рвут все, и чудовищный прессинг испытывают, и этапы мотивационной психологической ломки проходят. Роман Уоллеса как книга о спорте — это четкое определение современной системы профессионального спорта как калечащей психику и физическое тело адепта. Никакого «О спорт, ты мир!» Скорее уж: «ты боль».

Нет смысла распутывать распутывать туго заплетенный клубок из футурологии, политической сатиры, неутешительных экологических, экономических и геополитических прогнозов, который можно обозначить следующей основной темой. Чего стоит Союз Взаимозависимости — альянс Штатов, Канады и Мексики с орлом в сомбреро и с кленовым листом в лапе на гербе. А год Впитывающего белья для взрослых Депенд (снова зависимость, имеющий глаза, видит) вместо календарного две тысячи невесть какого-то. А стада жутких диких хомяков на месте бывшего штата Мэн. А канадский сепаратист колясочник Марат, говорящий и мыслящий на американерском — ах, что за суржик, над вымыслом слезами обольюсь.

Нельзя не сказать о переводе этого тиранозавра среди романов (тыща триста страниц, хотя Литрес сообщает о двух тысячах, но это они загнули). Алексей Поляринов и Сергей Карпов сотворили чудо. Это не просто хорошо звучит на русском, но великолепно, на всем протяжении, без скидок на монструозный объем. Полифония стилистического разнообразия голосов книги четко опознается уже с первой трети, приводя на память «Радугу тяготения». Вообще, мне кажется, здесь широко использовали переводческие решения Максима Немцова, найденные им в работе с Пинчоном, и это прекрасно. Помимо ментальной и духовной близости этих книг, Уоллес не скрывал благоговейно трепетного отношения к писателю. Роскошная книга, отменный перевод.

Что, если я делаю это все чаще и чаще, это становится все менее и менее прикольно, но я все равно делаю чаще и чаще, и единственный выход теперь – распрощаться навсегда.

– Стоячие овации.

Конечно, это не столь скудная и лаконичная антиутопия, как «1984». Собственно, сложность книги можно прикинуть по паре упомянутых в ней русских романов: «Обломов» и «Братья Карамазовы», причём существенным здесь будет то, что оба эти романа кажутся вполне уместными в руках персонажей, относящихся к высшим классам, отнюдь не исчерпывающих широкую палитру относящихся к различным социальным слоям многочисленных героев книги. Ничтоже сумняшеся нахожусь в ожидании появления здесь, а также во многих иных местах отзывов о книге столь же разнообразных, сколь разнородным было пёстрое собрание персонажей, столь прихотливо и затейливо выстроенных автором в самых неожиданных сочетаниях и комбинациях. И нахожу нелишним подчеркнуть, что неожиданность здесь отнюдь не фигура речи, а уникальный элемент очарования книги, многолюдной, как одна из этих славных американских школьных вечеринок, где млад и млад млада меньше пускаются в разврат и бухач. Действующие лица так и мельтешат, так и вьются, вызывая наполовину приятное, наполовину озадачивающее чувство полузнакомости при непосредственном контакте или чувство несомненного узнавания при контакте косвенном (и чуть ли не возглас «Эврика!» и уж во всяком случае мысленный крик: «Я его знаю!»). Под косвенным контактом я подразумевал узнавание читателем персонажа в эпизоде, относящегося вообще-то к линии совершенно другого персонажа, и причём вот какую любопытную закономерность я подметил: чем меньше до момента столкновения пересекались пунктирные линии персонажей, тем больше удовольствия получает внимательный читатель. Боюсь, правда, что я был недостаточно внимателен и лишил себя значительной доли удовольствия как от осознания картины в целом, так и от ошибочных догадок об оной. Но некоторыми из них с последующим полным опровержением всё же невозможно не наслаждаться, благодаря автора и переводчиков. Дэвид Уоллес рисует картину мира жестокого и безжалостного благодаря перспективе, где на каждое «заставляли колоть дрова зубами» приходится « — Твои оставили вам зубы?», а на безумного диктатора найдутся не более здравые повстанцы. Мир «Бесконечной шутки» сложен и сюрреалистичен, он напоминал бы «Колыбель для кошки», если бы Курт Воннегут нашел бы в себе силы описать

Отдельные сцены выдаются выше общего уровня повествования подобно редким праздникам, выделяющимся из серой повседневности. Отдельные герои разворачиваются на 180°, оказываясь совсем не такими, как мы о них думали, а некоторые доворачиваются ещё на 180°, совершив полный оборот на 360° и тем самым, несмотря на все перетурбации, какими были, такими и остаются, но, конечно, полноценней и богаче натурой, чем при своём первом появлении в «Бесконечной шутке». Книжка эта фантастична на таком уровне, что сказочные россказни страдающего от словесного поноса наркомана (напоминающие худшие образцы желтой прессы) проглатываешь с чувством «ах вот оно как пазл-то чудовищно складывается... и вот ведь какая бредятина тут творится, и как закономерно творится!». В подобных эпизодах заключена значительная доля очарования книги.